[AVA]http://sa.uploads.ru/1tkiV.png[/AVA]
Долгий, изнуряющий путь от обескровленной, изуродованной войной Лотарингии к последнему оплоту королевской власти на севере — осаждённому Орлеану. Скорбный путь поражений, отданных врагу крепостей и позорного отступления, где по обе стороны разбитого тракта, насколько хватает глаз — выжженные деревни, вытоптанные поля и алеющие кровью реки, свежие погосты и висельники в лилиях Валуа на столбах, чьи глаза, никогда не видевшие единой свободной Франции, доедают вороны родной, но не принадлежащей им больше земли. Это прощание. Похоронный марш стариков и женщин, чьи дети уже не будут французами — судьба уготовила им иную участь. Страшную участь быть рабами и изгнанниками, лишёнными дома и имени на земле, в которой лежат их отцы и деды, не сумевшие отстоять её в бесконечной жестокой войне. И он, Михаил, будет первым в этой толпе.
Михаил, что принёс победу своему Отцу на небесах, стоя во главе священного воинства, но был разгромлен и поражён на земле. Михаил, что первым обрёл дом возле трона Создателя и стал преданнее и справедливее всех в своём служении, но был брошен, оставлен даже Его словом и обречён на скитание, подобно отступникам, последовавшим за Люцифером. Михаил, предводитель изгнанников. 

Бросив меч и перевязь на кондовый деревянный стол, от которого исходило такое амбре, будто меблировку строгали как есть целиком из винных дубовых бочек (впрочем, как и от всего, что составляло скромную обстановку), путник тяжело опустился на лавку в дальнем от входа углу душного, прокопчённого, пропитанного дешёвой выпивкой и рвотой её поглощавших трактира — храма отчаявшихся и заблудших.
Его кобыла сломала ноги, зачуяв волков и сорвавшись в овраг, ещё у Меца, и несколько десятков миль с того места рыцарь шёл пешком, волоча на себе доспех и полуторный меч и стараясь не выходить на большак, чтобы не нарваться на неприятельские отряды или разжившихся и разжиревших за годы войны мародёров. Добраться до города можно было намного быстрее, если бы после заката солнца хотя бы пару часов он продолжал путь по воздуху, материализовав крылья, но...
"Да какое это теперь имеет значение? Я спешу на проигранную битву." — Крепко сжатый кулак в стальной пластинчатой перчатке ударил по столу в попытке выпустить гнев, который не было сил держать в душе. Парочка изрядно подвыпивших зевак из-за соседнего стола с интересом взглянула в сторону странного посетителя трактира, но так же быстро утратила интерес.
"Франция уже сдана. Теперь нас не спасёт даже чудо." — Он откинулся на деревянную спинку лавки, шумно выдохнув сквозь зубы от боли в измученном теле, и прикрыл глаза. Капюшон хорошо потрёпанного плаща цвета щита королевского герба слетел с головы путника, открывая свету неожиданно юное и кроткое лицо, какое ожидаешь увидеть в духовной семинарии, но никак не в кабаке на большой дороге. Иконописцы древности отдали бы свои руки, чтобы в этот момент написать с него ангела или Христа. Если бы они знали.

— Прости меня, — Срывается с ангельских губ грустный шёпот спустя пару минут тягостного молчания. Как же он устал. Устал от скитаний, от битв, от чувства собственной беспомощности и бесполезности. Брошенный между небом и землёй, между Адом и Раем, в Чистилище. Но даже сейчас он не потерял веру. Если такова воля божья — посылать ему испытания, значит, Михаил выдержит их все, и не сложит меч, пока тот не будет сломан, чудом ли или потом и кровью, он выйдет из этого боя победителем.   
     
Похоже, трактирная девка восприняла удар по столу на свой счёт, потому что, закончив разбрасывать кружки с едким варевом, свободной рукой отбиваясь от лап пьяниц, норовящих ухватить за задницу, она с неохотой подошла к гостю. Её лицо приобрело ещё более пренебрежительное и насмешливое отношение, когда тот вежливо попросил немного красного вина. Досыпав к заказу от широты души несколько остроумных по её мнению колкостей, вино она всё же принесла, взамен получив свои законные две монеты.
Придорожный кабак — не лучшее место для причастия. Для тех, кто считает, что богу действительно есть дело, какими словами, в какой позе и из какого места ты произносишь молитву, если она искренна и идёт из сердца. Раньше Михаилу не приходилось молиться, ведь он мог просто обратиться к Отцу и получить ответ. Тысячелетия тишины заставили его перенять эту привычку у людей. Ведь, в самом деле, они тоже почти не слышат бога, но это не мешает им говорить с ним. Воистину, род человеческий — прекраснейшее из созданий Творца. Возможно, ему, Михаилу, стоит смирить свою гордость и, перестав тосковать о первом, принять второе?
От теологических измышлений его отвлёк шум, перешедший затем в громкую брань. Рука машинально легла на перевязь меча. Пропойцы притихли — чувствовали своим поганым нутром, что что-то намечалось.

Михаил вновь накинул капюшон, чтобы не привлекать внимание приcтальным взглядом, до которого, впрочем, вряд ли кому-то было бы сейчас дело, ведь всё самое интересное творилось в другом конце зала, встал из-за стола, оставив меч там же — слишком много чести для трактирных доходяг, даже если те сильно разойдутся, и зашагал к источнику шума. Ему не хотелось ввязываться в кабачную драку — не в том он был положении, однако и оставить происшествие без внимания, в отличие от стражников, преспокойно вернувшимся к распитию эля спустя минуту, он не мог.

Пьяное чудовище пристаёт к юной, на вид не дашь и восемнадцати, девушке, а несколько остряков за соседним столом раззадоривают его пошлыми выкриками. Картина до тошноты в горле знакомая и привычная для этих времён и мест. Уродам вроде этого терять нечего, а потому законов и лордов для них нет. Единственное, чем они дорожат — собственная голова, от которой Михаил даже сейчас был в состоянии избавить пару десятков таких как он. Но грязная кровь, льющаяся по рукам, не приносит ни святости, ни облегчения.
Рыцарь тяжело вздохнул, набирая в грудь воздух, чтобы осадить пьяницу, однако именно в этот момент девушка выкрикнула нечто, что заставило его остолбенеть.

"Лотарингская дева?.." — Пронеслось в голове. Эта легенда была известна. Михаил сам посвятил немало часов размышлениям о ней, однако никак не ожидал встретить в таверне.
"Нет... Не может быть." — Мысленно одёрнул себя Архистратиг. Мало ли, что кричит ополоумевшая от страха и злобы девица. Помимо самой легенды, он слышал и то, что двух или трёх дев, одна из которых оказалась даже не девственницей, а другая — родом, прямо скажем, не из Лотарингии, уже спровадили в родные деревни. Не иначе эта — ещё одна, по иронии судьбы свалившаяся на голову архангелу, проезжающему той же дорогой.

"В любом случае, это не повод оставить её в беде." — Михаил сделал решительный шаг вперёд, одной рукой расталкивая хмельных зевак, уже собравшихся вокруг импровизированного представления, которому выкрики девушки только добавляли пикантности, а другую кладя на плечо пьяному дебоширу, уже успевшему заломить девчонке руки.
— Пусти её и возвращайся к своему бочонку. Достаточно с тебя приключений на этот вечер. — Мягко, но чётко проговорил рыцарь, делая заметный акцент на слове "приключения", недвусмысленно намекая, что игнорирование его вежливой просьбы может вылиться именно в них, причём не в самом лучшем смысле. Несмотря на внешнее спокойствие, Михаил был ещё как не в духе и повторять дважды не собирался, как и тратить на придурка излишне много своего времени.